Книга Агриков меч - Сергей Фомичёв

— Тебе важна именно моя просьба?

— Да.

— Хорошо. Я прошу тебя, кем бы ты ни был, помоги городу! Убереги князей и жителей его.

— Что взамен? — спросил он.

Варвара вновь вздрогнула. Сейчас он потребует отдать душу, а она согласится. Пожертвует собой ради других. И даже не из-за отваги собой пожертвует, а потому, что уж если на чистоту, свою душу она давно считала пропащей. Так что невелика цена за спасённый город.

Ночной гость будто прочитал её мысли. Поднялся с лавки.

— Мне не нужна душа, — сказал он. — Мне нужна только любовь.

Варвара едва сдержалась, чтобы не вздохнуть с облегчением. Хотя какое уж тут облегчение. Душа не товар, какой продают по собственной воле, душу теряют вне зависимости от того, пришли за ней или нет. И тут же сама себе возразила — а любовь? Разве её можно выменять?

Но незнакомец, похоже, прочитал и эти её мысли. Во всяком случае, он улыбнулся, а потом подошёл и обнял княжну.

***

Ранним утром Фёдор начал решающий приступ. На стенах Мурома к встрече врага уже подготовились. И всё же защитники ожидали пусть и сильного, но небольшого отряда, а когда рассвело, увидели, что в станах противника кишмя кишат вооружённые люди. Их насчитали около тысячи. Силы для приступа вполне достаточные.

Муром давно утратил славу, давно перестал быть тем знатным городом, ради взятия которого собиралось бесчисленное воинство, возводились сложные осадные сооружения, а сама осада продолжалась недели, а то и месяцы. И город ещё не достроен, и рвы сухие, и укрепления не те, что прежде, и защитников горстка. Впрочем, и покушающийся на Муром Фёдор не был ордынским ханом или великим князем с тугой мошной, обширными владениями, полнокровными полками и сильными союзниками. Хотя и последним голодранцем он тоже не был. Смог ведь собрать людей и поддержку кое-какую нашёл. Но всё же размах не тот, не былинный размах, и поэтому вражеское воинство ограничилось обычными подручными средствами — лестницами, веревками с крючьями, длинными жердями и прочими нехитрыми приспособлениями такого рода.

Надтреснутым словно простуженным голосом запел рог, и отряды пехоты пошли на приступ. Прошлое величие осталось прошлому. Ныне всё должно было решиться в один-единственный день.

Вражеский рог и разбудил Бориса. Он честно отстоял на стенах вчерашнюю смену, хотя никто не посмел бы упрекнуть суздальского княжича, вздумай он уклониться от чужой войны. Но Борис от войны не бегал, пусть и чужой — так он понимал славу и честь великих князей суздальских. И, кроме того, был он ещё слишком юн, чтобы прислушиваться к расчётливому голосу разума, а голос Тимофея он и вовсе не принял всерьёз. Тот будет опекать его и боятся даже при переправе через ручей.

— Васька! — позвал Борис.

Румянец возник перед ним уже одетый в броню. Возможно, боярский сын не снимал на ночь доспехов, а возможно и вовсе не спал. О том, что утром возможен приступ, знал весь город, и надлежало жить в ладах с собственной душой, и обладать нешуточной волей, чтобы уснуть накануне смертельной схватки, как это сделал Борис.

— Началось? — спросил он.

— Да, — подтвердил Румянец.

— Где Тимофей, остальные?

— Уже готовы. Внизу ждут.

— Спускайся, я сейчас подойду.

Прежде чем присоединиться к землякам, Борис решил подняться на дозорную площадку и прояснить обстановку — подходы к городу оттуда просматривались гораздо лучше, чем с любой из башен, а, кроме того, там же должно было находиться сейчас и начальство.

Однако наверху он застал только Юрия Ярославича с парой ветеранов и несколько мальчишек— посыльных, которые время от времени срывались с княжескими приказами в разные концы города и возвращались с донесениями. Все бояре, и Слепень, и Жёлудь, и оба княжеских сына давно пребывали в войсках.

Юрий только на миг отвлёкся при появлении суздальского княжича, поприветствовал сдержанно и тут же вернулся к наблюдению.

Сражение разгоралось. Нападающие с гиканьем и свистом неслись к городским стенам, таща на себе всё, что наготовили за ночь. Волна за волной накатывали они на город. Со стен врага посыпали стрелами, но не способны оказались стрелы сдержать порыв дикого воинства. И почти не сдержал его напора сухой бесполезный ров. Полилась со стен смола и кипяток, полетели брёвна и камни. Всё что успели наготовить за несколько дней осады, всё, что натаскали на стены в последнюю перед приступом ночь. Первая волна захлебнулась в крови, но на смену ей уже шла вторая. Взметнулись верёвки и упали на стены лестницы, и сотни похожих на разбойников людей карабкались по ним. Приступ вышел молниеносным, и скоро схватка завязалась уже на стенах и нижних ярусах башен. А рядом со ставкой Фёдора, вне досягаемости стрел защитников, собиралась конница. В нетерпеливом ожидании топтались лошади и люди держали их под уздцы, ожидая приказа.

— Фёдор пытается взять Большие Ворота, — решил Юрий. — Как только пешцы проложат путь.

Он разослал мальчишек с приказами. Ушёл и один из седых ветеранов — готовить к бою малую дружину Юрия, состоящую из таких же стариков, как и он сам.

Собственно торчать дальше на обзорной площадке не имело смысла. Противник даже не попытался скрыть замысел, возможно у него просто не оказалось достаточно сил, для того чтобы предпринять какую-нибудь хитрость с ложным ударом или обманным бегством. Таким образом обстановка стала предельно ясна с самого начала битвы: если ворота падут — тогда конец городу. Три сотни вражеских всадников ворвутся на его улицы, и перевес сил быстро решит дело в пользу проклятого родича. Ни ополченцам, ни ветеранам Юрия, ни Павлу с его неполной сотней конницы против Фёдора не выстоять. И потому требовалось удержать ворота любой ценой. Именно они становились сосредоточием всего сражения, ключом к победе одних и поражению других.

Это понимали и те и другие. И те и другие бросали в бой свежие силы, перебрасывали к воротам помощь, откуда только возможно, так что во многих других местах сражение вскоре стало вялым, а то и вовсе угасло.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Борис.

— Ты бы поберёгся, князь, — сказал Юрий хмуро.

— Поберегусь, — улыбнулся княжич.

Юрий отвлёкся от созерцания битвы, и некоторое время смотрел ему прямо в глаза.

— Спасибо тебе, Борис Константинович, — тихо сказал князь. — Поверь, не забуду.

Борис спустился вниз. Двор почти опустел. С одной стороны от крыльца кучковались ветераны Юрия, с другой собрались люди Бориса. Суздальцы дожидались княжича спокойно, без малейших признаков нетерпения. Тимофей так и вовсе дремал, прислонившись к срубу. Посреди охваченного сражением города это спокойствие выглядело нелепо, даже вызывающе. Но так оно и было. Его воины в равной степени были готовы вступить в схватку, пересидеть в сторонке, или, что называется, сделать из города ноги. Лишь Румянца выдавал блеск глаз, в котором угадывалась зарождающаяся горячка боя.